zaleph | (no subject)

23 февраля....

У всех нас, родившихся в Стране Советов, день 23 февраля, конечно же, ассоциируется с неофициальным «мужским» днём. Мы с детства привыкли к тому, что в этот день мы поздравляли и нас поздравляли. Задолго до того, как мы учились наматывать портянки, одеваться за 40 секунд, отдавать честь и заступать на боевое дежурство, наши девочки одноклассницы поздравляли нас с днём 23 февраля.
Так этот день ассоциировался и у меня до 23 февраля 1991 года. В этот день, 15 лет тому назад, в Израиле, после долгой и изнурительной болезни скончался мой отец.
И с тех пор – это стало единственным, с чем у меня связана эта дата. Поэтому сегодня, я хочу сказать несколько слов о нём, в память о нём, но для себя. Я хочу это сделать не потому, что есть что-то особенное или даже что-то такое в его жизни, что может быть интересно тому, кто это прочтёт, нет, я хотел просто положить на бумагу то, к чему, становясь всё старше – в душе и наяву, я мысленно возвращаюсь всё чаще и чаще. Я решил, что я напишу об этом вчера вечером, когда по ерейскому обычаю, я зажёг то, что называется «поминальная свеча» или «юрцайт» на идиш.
Когда-то, очень давно, в Прошлой жизни, учительница русского языка и литературы, в которую я, 14ти-летний мальчик, был тайно влюблён и которая в свои 23 года и в состоянии «лёгкой беременности», казалась мне чуть ли не старой, задала нам написать сочинение на вольную тему. На самом дел тема была. Речь шла о том, чтобы описать, как мы себе представляем свою встречу и разговор с любым литературным персонажем на выбор или с самим писателем или поэтом, если бы нам удалось оживить его; о чём бы мы спросили его, что бы мы сами хотели сказать ему. Я не помню, что я написал тогда, но сейчас я написал об этом с лишь для того, чтобы сказать, что если бы сегодня, у меня была возможность вернуть к жизни на один день любого человека, о существовании которого мне известно, я вернул бы отца. Я не стал бы «тревожить» величайшие умы человеческой цивилизации, чтобы узнать у них ответы на самые важные и сложные вопросы жизни – я вернул бы на один день очень простого человека – моего отца.
Он умер в возрасте 74 лет. Он рано ушёл. И не в том смысле, что этот возраст никак нельзя назвать престарелым или совсем даже не молодым, а в том, что это несправедливо, когда человек не доживает до того, чтобы увидеть, что сбылось то, о чём он мечтал; тем более, что он мечтал не о себе и не для себя. Я вернул бы его для того, чтобы восстановить жизненную справедливость. Я вернул бы его для того, чтобы он смог увидеть, что сбылось не только всё то, о чём он мечтал, но и то, о чём он и не мог мечтать. Я вернул бы его для того, чтобы сказать ему то, что мы, как сыновья и дочери, не всегда успеваем сказать своим отцам и матерям при их жизни. Если бы у меня была возможность сказать ему, что самым лучшим из того, что есть во мне, как в муже и отце, я обязан ему, мне намного легче было бы жить с самим собой; и не потому, что, сказав, я сделал бы легче себе, а потому, что сказав, я сделал бы хорошо ему. Он, и я в этом абсолютно уверен, никогда об этом не задумывался. Он всю жизнь был беззаветно предан своей жене и своему единственному сыну. Он никогда не учил меня этому, он не учил меня преданности семье, он не учил меня тому, что в жизни есть суть и смысл, а что - пена. Много лет спустя, я почувствовал и понял, как многое из того, каким был он, унаследовано мною. Понял и поразился... Он всю жизнь работал и мечтал лишь о благополучии семьи и верхом его мечтаний, как человека, получившего лишь минимальное образование, была мечта о том, чтобы сын получил высшее образование. Ему хотелось, чтобы его сын, как он говорил, стал настоящим человеком, чтобы у него был дом, семья, друзья, дети и в этом он видел цель и весь смысл своей жизни. Ну, что ж, в известной степени, ему удалось увидеть всё это; в том варианте, в каком это было возможно там, в той стране, в Прошлой жизни. Но мне хотелось бы показать ему день сегодняшний, чтобы он знал, что всё было не зря, что всё сбылось и даже с лихвой, что есть дом, семья, есть внуки и самое главное, что есть сын, который говорит, что не только обнаружил в себе качества своего отца, но и хотел бы увидеть их воплощение в своих детях. Так сложилось, что последний раз я видел своего отца 5 марта 1989 года, на перроне Кишинёвского железнодорожного вокзала. В описал этот момент в своей самой первой записи в журнале и для тех, кто не читал её, я целиком воспроивожу этот отрывок: «...Последними я прощался со своими родителями и это был последний раз, когда я видел своего отца; он скончался в феврале 1991 года, в Израиле и я впервые пришёл на его могилу в 96 году. Последними словами моего отца были слова: ''Береги Ларису и детей, ты теперь у них один, пусть Бог тебе поможет и простит, помни, что здесь мама – пиши, звони''. Он ничего не сказал о себе и это было неудивительно. Для него всю жизнь на первом месте была его жена и единственный сын. И сейчас, много лет спустя, я не могу (и никогда уже не смогу) спокойно об этом вспоминать. Я вернулся в вагон и поезд медленно тронулся. Я смотрел на перрон и подводил черту под тем, что я стал называть – Прошлая жизнь».
Его могила невообразимо далеко, так далеко то место, где я так редко бываю и где находится то единственное место в мире, где я могу сказаать всё то, что я сказал здесь и сейчас. Я был там пол-года тому назад, я привёз с собой камешки, собранные вокруг моего дома и положил их на мраморную плиту его памятника. «Я приходил, папа... Я всё помню, папа. Спасибо тебе, папа, за то что ты был таким, каким ты был.»
Раз в году, на Йом Киппур, я хожу в синагогу, чтобы произнести традиционный «кадеш» и сегодня продолжает гореть свеча в память о том, кто всю жизнь называл меня не иначе, как «Идалы» и память о котором уйдёт вместе со мной.
Вот и всё, что я хотел сказать...