zaleph | (no subject)

Восемнадцать лет спустя...
Сегодня, 23 мая 2007 года, исполняется 18 лет с того дня, а точнее, вечера, когда я прилетел в Соединённые Штаты.
Спустя 15 лет, я открыл свой Живой Журнал и посвятил этому событию свою самую первую запись, назвав её "День Рождения".
И поэтому, сегодня, три года спустя, в день, когда мне исполняется 18ть, я целиком воспроизвожу её вновь. В конце концов, ведь за эти три года ничего не именилось, за исключением того, что я стал старше ещё на три года.
Но чем дальше во времени я отхожу от того тёплого весеннего дня, тем больше и больше я убеждаюсь в том, что этот день, действительно, был днём моего второго рождения в Новой жизни.
Вот моя самая первая запись в ЖУрнале, сделанная ровно три года тому назад.

День Рождения

Я хотел посвятить свою первую запись нашим детям и чуть-чуть нам. Ведь до тех пор, пока есть кто-то, кого мы называем папой или мамой – мы тоже
чьи-то дети. Появляясь на свет, дети входят в нашу жизнь, чтобы уже никогда из неё не ''выйти'', они становятся нашей жизнью. По сути дела,
если вдуматься, то очень часто – не мы ведём их по жизни и сквозь жизнь, а они – нас. Они ''записывают'' нас в детский сад, они приводят нас ''первый раз в первый класс'', вместе с ними мы поступаем в Университеты, выходим замуж и женимся. Поэтому я и хотел в качестве
своей первой записи поместить один из моих комментариев, написанных несколько месяцев тому назад к внезапно возникшей Журнальной дискуссии о том ''Зачем нам нужны дети?''. Я написал этот комментарий в виде письма одной из участниц Журнала, на страницах которого я наткнулся на
бушевавшую во всю дискуссию; я намеревался, не меняя ни его содержания, ни формы, поместить его в качестве своей первой записи. Но, как это часто бывает в жизни, эти две буквы, становясь словом приобретают ''магическую'' силу менять (иногда до неузнаваемости) всё то, что
предшествовало моменту его образования.

Но календарь показывал, что приближается 23 мая и тогда это самое ''Но'' решило напомнить мне о том, кто ''здесь'' предполагает, а кто располагает. И намерение посвятить свою первую запись тому, что для нас значат наши дети заменилось намерением рассказать о том, чем для меня стал обыкновенный день 23 мая, ибо это день моего Рождения. И сегодня, 23 мая 2004 года, мне, в этой Новой жизни, исполняется 15 лет. Ну, а дети пусть подождут день-другой.
Я родился во вторник, 23 мая 1989 года в ту минуту, когда самолёт Итальянской авиакомпании AlItalia коснулся взлётно-посадочной полосы Нью Йоркского аэропорта имени Кеннеди, все пассажиры, неожиданно для меня, зааплодировали и ... настала тишина; в эту минуту я и родился. Постепенно нарастала суета, мимо меня начали проходить пассажиры задних рядов, а я сидел, пытаясь осознать
значимость этого момента и запомнить себя в этом, ибо я наблюдал момент своего собственного рождения. Для тех, кто проходил мимо меня – это было возвращением домой из Европы или прилётом в гости, а для меня – это был Момент Истины, момент полной и окончательной победы о которой я
столько лет мечтал, так мучительно долго шёл и вот теперь, когда уже не было никаких сомнений в победе, у меня не только не было сил радоваться, у меня не было сил встать. Я был, как под слабой дозой наркоза. Я физически осознавал и чувствовал происходящее – шум голосов, объявления о предстоящих формальностях для пассажиров, но, в то же самое время, меня там, как будто, небыло, я психологически, был как бы ''снаружи'' всего этого, а не его частью. Я почувствовал почти панический страх перед тем неведомым к которому я столько лет стремился и которое теперь ждало меня за пределами самолёта; это был момент когда в крови ''сгорала'' последняя капля адреналина, когда иссяк ажиотаж борьбы, надежд, страхов и просто ожиданий, когда сила ненависти к тому, что окружало и страх того, что детям предстоит повторить такой же путь помогала не отступать. Всё улетучилось, чтобы освободить место для того, что предстояло ещё построить на ровном месте, начав всё с начала.
А было поздно; я очень долго я шёл к этому дню, много лет было потеряно ни за что ни про что. Я шёл к этому дню долгих 9 лет, с момента первого отказа в разрешении на выезд. Подача документов, увольнение с работы, отказ, поиски и устройство на новую работу, подача на пересмотр решения, отказ. Слёзы жены и просьбы отказаться от всего этого и начать жить ''по-человечески'', а не в ожидании срока, когда можно опять
ходатайствовать о получении разрешения. Снова подача документом и круг отказов и смен работ повторялся – жизнь продолжалась и жизни не было. В 1982 году родился сын, дочери уже было 6 лет. Я думал, что подходит время прощания с мечтой, я думал, что надо начать ''переговоры'' с самим собой и найти этой несбывшейся мечте место в себе, там , где у неё и так уже было неплохое соседство – она не была первой. Но я думал
о том, что я скажу детям, когда они вырастут, в какую жизнь я их вывожу, каким они будут видеть меня в той жизни и как я сам смогу смотреть на себя. Неужели вот всё это и есть то, чего я достиг в жизни и я не мог с этим смириться; ни у кого – ни у жены, ни у моих родителей, ни у родителей моей жены небыло никаких шансов остановить меня – это было в состоянии сделать лишь ненавистное мне государство и
оно это делало. Но времена начали меняться и как только в очередной раз приподнялся ''железный занавес'' – я был готов. И на этот раз меня ''отпустили''. Это был тяжёлый удар для моей жены. Для неё это означало разлуку с мамой (папы уже небыло в живых, что только усугбляло проблему) и со всеми остальными, начиная с родной сестры. Я оставлял своих родителей, будучи единственным сыном. Я знал, что беру на себя
огромную тяжесть ответственности за всё, что с нами произойдёт. Я знал, понимал и чувствовал, что помимо ответственности я беру на себя тяжкий грех лишая мать дочери и внуков, а жену и детей – матери и бабушек. Я

осознавал, что я лишаю своих родителей единственного сына. И мне было очень тяжело, но я не мог иначе, я не хотел иначе – другого пути просто не существовало. Я знал, что единственным оправданием того, что я делал мог быть только факт того, что я сумею построить новую жизнь для своей семьи, жизнь, которая сможет послужить мне единственным оправданием
всего того, что я ломал. Моя жена не верила, что это возможно, она уезжала с чувством безропотного подчинения судьбе.
И настал день 5 марта 1989 года. Перрон Кишинёвского вокзала. Яркий весенний день, родители, родственники, друзья. Тихие разговоры, обстановка почти похоронная. Мы уезжали поездом в Москву, чтобы оттуда лететь на Вену. Подали состав, погрузили чемоданы, жена попрощалась со всеми, сдерживая слёзы, взяла за руки детей, вошла в купе и разрыдалась так горько, как это могут только женщины и дети. Напротив сидели притихшие от вида плачущей мамы дети. Яночка пересела к Ларисе и стала её успокаивать, а я вышел из купе, чтобы попрощаться с теми, кто нас провожал. Последними я прощался со своими родителями и это был последний раз, когда я видел своего отца; он скончался в феврале 1991 года, в Израиле и я впервые пришёл на его могилу в 96 году. Последними словами моего отца были слова: ''Береги Ларису и детей, ты теперь у них один, пусть Бог тебе поможет и простит, помни, что здесь мама – пиши, звони''. Он ничего не сказал о себе и это было неудивительно. Для него всю жизнь на первом месте была его жена и единственный сын. И сейчас, много лет спустя, я не могу (и никогда уже не смогу) спокойно об этом вспоминать. Я вернулся в вагон и поезд медленно тронулся. Я смотрел на перрон и подводил черту под тем, что я стал называть – Прошлая жизнь. А все те,
кто провожали нас на вокзале и половина из которых была вообще против эмиграции, через год уже были в Израиле. Так для нас завершился ''процесс воссоединения семей''. Впереди была полная темнота, наполненная мечтами, надеждами и непоколебимой уверенности в том, что я должен, я смогу и я сделаю. Жизнь, наконец-то, обрела полновесную цель и смысл. Спустя два месяца полунищенского существования вначале в Вене,
а затем в Риме и Ладисполи, 10 мая 1989 года, мы получили разрешение на въезд в Соединённые Штаты. В этот день мы купили детям мороженое. И, наконец, настал день 23 мая, когда нас привезли в аэропорт имени Леонардо да Винчи и нацепили на лацкан пиджака круглую голубую бумажку, изображавшую земной шар с надписью HIAS, которую я храню по сей день. В эту минуту мне, почему-то, вспомнились жёлтые шестиконечные звёзды, но
это продолжалось лишь одно мгновение. Посадка в самолёт и мы взлетели, чтобы уже приземлится в Новой, совершенно неведомой жизни. Долгие часы полёта я сидел и думал о Прошлой жизни, о том, что понадобится много времени, чтобы расселить её в себе; чтобы ''поселить'' отдельно то, что было ненавистно от того и тех, к кому обязательно захочется мысленно прислониться когда будет трудно, когда захочется опять почувствовать
что-то что было и что хочется продолжать нести в своей памяти. Я думал о будущем, на встречу с которым я летел. Я думал о чисто практических вещах, таких, как то, что впереди ещё Вена, где надо отказаться ехать в Израиль, я стремлюсь в страну, что не звала меня и языка которой я не знаю, у меня нет документа об образовании, у меня нет ничего, что подтверждало бы мои слова о том, что я делал и кем я был в той Прошлой
жизни, я никогда не был в этой стране и у меня никого там не было. За мною были дети и жена и у меня нет ни права ни времени на ошибки и их исправление. Мы летели в никуда и ни к кому – у меня была моя семья и у них был только я; нам не на кого и не на что было надеяться. Мы летели в Новую жизнь и всё, что было до сих пор с каждой минутой значило всё меньше и меньше. Приближался момент моего рождения. Хотелось бы сказать, что в эту минуту переворачивалась ещё одна страница жизни, но это была не страница и даже не глава – это заканчивалась целая жизнь, закрывалась первая книга и открывалась новая, которую ещё предстояло написать. Подошла наша очередь выходить, мы поднялись, взяли за руки детей, взяли свои вещи и направились к выходу, а на самом деле на встречу с Новой жизнью.
Таможенный досмотр, проверка документов представителями Службы Иммиграции и две печати на бланке визы. Одна печать удостоверяла, что я легально въехал в страну на постоянное место жительства, а вторая удостоверяла, что я въезжаю в статусе беженца с правом на работу. Вот эти две печати и лежат в основе моей глубокой благодарности этой стране, которая не звала меня, но разрешила мне войти и дала мне шанс
стать тем, кем я смогу. Я на всю оставшуюся жизнь буду признателен этой стране за то, что она не только дала мне возможность стать Человеком, но и за то, что я смог осуществить всё то, что по сей день помогает мне жить в мире со своей совестью, даже помня о том, чем закончилась Прошлая жизнь, за то, что мне не стыдно смотреть в глаза своей жене; ведь когда мы ухаживаем за нашими будущими жёнам, мы пытаемся убедить
их в том, что мы – самые лучшие из тех кто их окружают, а женившись – мы посвящаем свою жизнь тому, чтобы доказать, что они не ошиблись в своём выборе. Я благодарен этой стране за то, кем я смог стать и за то, что мне не стыдно за то, каким меня видят мои, теперь уже взрослые, но всё ещё дети.
И поэтому, сегодня, 23 мая, самый настоящий День Рождения Меня.